— Наколол ты его, вой, — с укоризной сказал бородатый Ульт. — Чо ж сразу не признался? Сказал бы заветное слово, мы бы и свистеть перестали, чай, не враги себе.

Никита повел плечами, глянул на дуб, подумал и начал взбираться по стволу вверх, услышав вопрос Такэды:

— А какое заветное слово надо было сказать?

— Будто не знаешь, — ответил Ульт. — Россич идет! Мы россичей не трогаем, бьются они больно.

Никита достиг развилки и обнаружил на ней второго мужика, как две капли воды похожего на первого, разве что в полтора раза крупнее. Рот у него напоминал разверстую пасть бегемота.

Копье Ягойой, пущенное рукой танцора, попало ему в рот и пригвоздило левую щеку к дубу, так что он не мог пошевельнуться, не то что разговаривать или свистеть.

Никита выдернул копье, и братец Ульта мешком свалился вниз, взревев, как самолетный двигатель на форсаже. Копье слегка серебрилось, теплое и сухое, без следов крови, и Никита подумал, что это оружие также относится к разряду самонаводящихся и очень опасных, как шиххиртх и вардзуни. Спустившись с дуба, он отдал копье Такэде, глянул на братьев Соловьев. Оба как по команде перестали шипеть, реветь и плеваться и уставились на танцора. Инф держался за щеку, но уже было видно, что рана его затягивается прямо на глазах.

— А ну отвечайте, по чьему наущению вы тут нападаете на добрых людей?! — грозно насупил брови Сухов.

Братья переглянулись. Инф сплюнул, а Ульт застенчиво прошепелявил:

— Да мы сами по себе, под тиунами не сидим. Раньше здесь торунь-дорога была, да заколодела, никто за Порубежье не ходит, даже витязи Яросвета.

Теперь уже переглянулись путешественники.

— Мы как раз его и разыскиваем.

— Так чо его здесь-то искать? Он в Древлянске, в стольном граде живет, за Огнь-рекой, далеко от Порубежья. — Порубежье? — заинтересовался Такэда. — Между чем и чем рубеж-то?

Ульт, который был гораздо разговорчивее своего жуткого двухметрового — что по росту, что в плечах — братца, озадачился:

— Так ить известно, меж чем, — меж Мировой Язвой и Великой Руцией.

— Что еще за Мировая Язва?

Ульт озадачился еще больше, схватился за бороду, хотел что-то добавить, как вдруг перед его носом из-под земли вырвалась тяжелая черная стрела и с гудением ушла в небо.

Братья замерли, побелев как полотно, и, ни слова не говоря, дружно бросились наутек, в лес, только кусты трещали под ногами. Исчезли.

— Видать, хорошо знакомы с этим подземным стрелком, — задумчиво проговорил Такэда, — раз так реагируют на стрелы. Может быть, он их предупредил, чтобы не болтали лишнего?

— Эта стрела предназначалась не для них, — нахмурился Никита, поглядывая то в небо, то на дыру в земле. — Спасибо Зу-л-Кифлу за предупреждение, если бы не он — стрелок не промахнулся бы.

— Почему?

— Потому что мы заэкранированы изнутри, и лоцировать нас стало трудней. — Никита снова глянул в небо. Такэда проследил за его взглядом и увидел в фиолетовом, с белесыми прожилками, небе плывущую кругами черную точку.

— Орел, что ли?

Сухов не ответил, заторопился.

— Айда отсюда, предчувствие у меня… нехорошее. Дойти бы до Огнь-реки.

Но дойти они не успели.

Сначала их задержало странное болото, накрытое слоем зелено-синих испарений. Издали оно казалось настоящим туманным морем, заполненным таинственным движением и жизнью. Берега у него были не просто топкие, но вообще полужидкие, непроходимые, хотя с виду и казались сухими, и затягивали путников, как зыбучие пески, несмотря на плащи Бабы Яги. Пришлось обходить болото изрядным крюком, который вывел их прямехонько на старую, некогда покрытую крупным булыжником, дорогу, идущую ниоткуда — из болота и уходящую в никуда — в такое же болото. А по дороге двигалась навстречу необычная процессия: десятка три-четыре старцев, одетых в холщовые серые плащи-рубища и ведомых согбенным горбатым стариком, заросшим по брови седым волосом. В руке старик держал отсвечивающий инеем посох, нащупывая им дорогу.

«Сорок калик со каликою», — вспомнилось Никите «Слово о полку Игореве». Монахи, что ли? Не похоже. Монахи здешней Руси-Руции — язычники, в стаи не собирались. Паломники? Кающиеся? Собор старейшин?

Он отступил в сторону, собираясь пропустить процессию, и не сразу отреагировал на маневр старцев, начавших обходить их с обеих сторон.

— Черная рука! — приглушенно воскликнул Такэда, заметив движение посоха первого странника. Тогда и Сухов сообразил, что их настиг отряд, завербованный «чекистами» или «эсэсовцами».

Тральщики ЦРУ, всплыл в памяти чей-то чужой термин, подсказанный Вестью. Хорошо хоть не сами ликвидаторы! Но как точно они нас вычисляют! Или просто обложили берлогу темпорала со всех сторон, так чтобы белка не проскочила, вот мы натыкаемся на оцепление.

Друзья стали спина к спине, и Никита, надеясь на защиту диморфантов, все-таки решил попытаться обойтись без драки. Скафандры экранировали теперь и магиполе, поэтому со стороны заподозрить в них чужаков было трудно, тем более что и одеты они были по моде здешних мест.

— В чем дело, уважаемые? — тихо спросил Никита, чтобы голос лингвера был слышнее. — Не ошиблись часом? Мы не холопы беглые, не иноверцы, не тати — мирные странники. Али похожи на кого?

Старец-ведущий молча поднял посох, с острия которого сорвалась фиолетовая молния и вонзилась в грудь Сухова. Диморфант разряд этот парализующий выдержал, хотя слабое эхо разряда отозвалось в теле танцора болезненным передергиванием мышц. Молния послужила сигналом к атаке для остальных старцев, двигавшихся неспешно, с грацией ослабевших от голода заключенных, но неумолимо и бесстрашно. В руках у каждого оказались посохи с острыми кромками и шипами, в умелых руках способные стать грозным оружием, но стрелять молниями они, к счастью, не могли.

Путники встретили атаку как надо: Никита отбил три выпада с трех сторон, используя копье Бабы Яги в качестве палки, не решаясь применять его по прямому назначению, а Такэда выбил у одного из нападавших посох и успешно отразил им наскоки еще троих.

— Такое впечатление, — пропыхтел он, — что это зомби, ожившие мертвецы.

Старцы остановились, не зная, как подступиться к противнику, владеющему столь изощренными способами защиты. Их предводитель снова поднял свой стреляющий посох, и на сей раз разряд был гораздо мощней — с острия посоха сорвался целый ручей фиолетово-сиреневого огня, ударил в плечо Сухова.

Часть разряда отразилась в землю, отчего трава на ней сразу пожухла и съежилась, часть собралась в шарик, отскочивший в сторону старца с посохом, заставив его отшатнуться, но часть все же пробила защиту диморфанта, едва не парализовав Сухова. На ногах он удержался, хотя слабость в руках и ногах прошла не сразу, но отбиваться с прежним успехом уже не мог. Надо было или убивать, или бежать, что едва ли удалось бы, пока в руках у предводителя оставался его грозный посох.